Левашов валялся скованный параличом до сих пор, наручниками и блокаторами его пеленали обездвиженного.

Мне помог прийти в себя друг Серега — саму бы меня штурмовое орденское заклинание так быстро не отпустило.

И только разогнанный инициацией Миргун не просто сохранил подвижность, но и встретил бравую инквизицию с оружием в руках.

Максу было от чего проникнуться неприязнью и недобрыми намерениями.

— Брось нож.

Макс качнулся вперед, а Дмитрий отшатнулся, упираясь лопатками в стену, отвернулся, зажмурился и заскулил тоненько, как собака, пряча нож между собой и стеной…

И я не выдержала. Угрозы, повисшей в воздухе, и Максовой страшной напряженной фигуры….

— Соколов, гад! — гаркнула я и дернулась, пытаясь сесть.

Затекшее тело не оценило порыва, ответив волной колючей боли, но понятливый Серега подхватил меня подмышки и опер о стену.

— Не тронь ребенк-кхе-кхе-кхе! И воды дайте, садисты…

В губы ткнулось горлышко бутылки, я сделала глоток, прокашлялась, слизывая с губ соленые слезы (и когда только успели потечь?), и попросила замершего от ужаса парня:

— Дима, брось ножик. Я прошу, пожалуйста. Да, — подтвердила я, видя, как настороженно, недоверчиво опускается зажатая спиной и стеной дома рука. — Пра-а-авильно, вот так…

Пальцы на рукояти разжимались с трудом, по одному. То ли спазм, то ли страх…

— Правильно, — вздохнула я с облегчением, когда злосчастный предмет спора стукнул о пол и был тут же подхвачен Максом.

— Иди сюда. Ну же, иди ко мне, не бойся. Да, вот так… Не бойся, Дим. Все хорошо. Все уже хорошо.

И он подошел. И сполз по обшарпанной стене с обвалившейся штукатуркой. Сел и, подтянув к себе колени, уткнувшись в ладони лицом, заплакал.

— Ко мне Кирилл Андреевич сам пришел, сказал, что знает, что со мной, что может помочь это все прекратить… И что врачи ничего не понимают и не помогут, а Кирилл Андреевич — да, потому что он такой же, как я, и только он сможет мне помочь. Сказал, что в мире есть ведьмы и что они иногда такое делают с людьми, чтобы тянуть из них силы. Сказал, что мне опасно дома сидеть, и привез меня сюда, сказал сидеть и ждать. Я сидел и ждал. А потом Кирилл Андреевич приехал с вами. И сказал, что… Я не хотел! Не хотел! А он сказал, что вы ведьма, что это вы так сделали, что я… А нож я потом подобрал, когда Андрей Кириллович упал! Чтобы… ну… а вдруг бы он очнулся? Я не хоте-е-ел!

Как-то само собой вышло, что он уткнулся сперва мне в плечо, а потом сполз головой на мои ноги, свернулся калачиком и теперь дрожал крупной дрожью.

— Тихо-тихо-тихо… Тихо, ну чего ты, — уговаривала я взрослого парня, как ребенка. — Ты молодец, ты все сделал правильно. Если бы ты не потянул время — он бы нас обоих убил.

— Я знаю, что я псих и иногда… иногда… — он шмыгнул носом и договорить не смог. — Но я не убийца! И я не хочу! А он… А он…

Угу. «А он».

Миргуна трясло уже не от нервов: сила клубилась вокруг него грозовым облаком, медленно, тяжело осознаваемая.

— Ты не убийца, Дим.

Руки вроде бы отошли, и я осторожно погладила его по голове.

— И не псих. Тебе просто вовремя не помогли. Кое в чем Кирилл Андреевич тебе сне соврал: в мире действительно есть люди с колдовским даром. И ты один из них.

— Я не хочу! Не хочу, не хочу, не буду!

— Тише, тише, Дима, не спеши, — успокаивала я парня и его силу, норовящую свернуться в смерчевую воронку. Было очевидно, что в таком состоянии парня оставлять нельзя. Но и трогать не стоит. — Подожди, Дим. Ты же не знаешь, от чего отказываешься. Ты не пробовал еще. Подожди…

— Нет! Нет, я не хочу! Я Аню чуть не убил! И маму ее!

Маму ее я сама чуть не убила, так что это не считается.

— Дима. Подожди. Ты был не в себе. Ты не знал. Теперь все будет иначе, ты сможешь быть нормальным магом.

— Я не хочу быть нормальным магом! Я хочу быть нормальным! — от болезненного вскрика с потолка над нами посыпался хлам.

Твою бабушку!

А вот этого не надо!

— Хорошо. Будь по-твоему. Но тебе придется подождать: запечатыванием дара занимаются вот эти парни из инквизиции, а они пока что заняты.

— Хорошо, — кивнул Димка.

Колотящая его дрожь не унималась, и мне это все меньше нравилось.

— Я подожду здесь, ладно? Я не хочу к людям. Я боюсь.

Да твою ж дивизию, Дима! Штопаный ты ежик! Баран упертый!

Какое дивное в своей прекрасности предложение: оставить нестабильного колдуна вдали от присмотра!

А потом на этом месте мы обнаружим небольшой котлован, да?

Я плюнула на попытки сохранить этому нервному дурню силу и сдалась:

— Хорошо. Если я заберу себе твою силу — поедешь в город?

— А… а так можно? — увидела я полные надежды глаза.

Тьфу ты!

Слабое ожидание, что нормальная человеческая жаба возобладает над страхами, не оправдалось.

— Можно, — покривилась я. — Обычно колдуны и ведьмы на такое добровольно не идут. Но ты у нас уникум. Дима, это практически ошейник и поводок. Подумай еще. Поверь, быть магом не так страшно, как ты сейчас думаешь, и…

— Нет. Я не хочу. Мне это все жизнь сломало. Вы не бойтесь, я не передумаю.

Дурак.

Хотя в чем-то ты, безусловно, прав.

Моя бабушка вон так же считала…

Вздохнув, я попросила:

— Выйдите все вон. И дайте уже нормально попить! 

Максим

 Мое спокойствие рассыпалось вдребезги, стоило только увидеть Ксю.

Эмоциональная вовлеченность — зло, и Миргун, которого я чуть не размазал по стене, тому свидетель.

Ксюша выпотрошила его быстро и непринужденно.

Провалившееся окно позволило наблюдать, как она это делала: энергетический поводок, по которому, как по каналу, потекла нестабильная сила — и напряженность магического поля почти моментально снизилась, больше не угрожая устроить тут для всех нас братскую могилу.

А потом она вышла из заброшки, и мне поплохело повторно. Кажется, Дмитрий Миргун на волне стрессовой инициации скакнул чуть ли не вровень с самой Ксюшей.

И легкость, с которой крапивинская Хозяйка переняла себе такой объем энергии, была кажущейся.

Я шагнул вперед, готовясь поддержать, подхватить, если она упадет.

— Медальоны, — хрипло скомандовала Ксюша, придерживаясь за меня. — Все.

— Под завязку не заполняй, — предупредил я, торопливо выпутывая орденский знак из-под защитных чар. — Обороноспособность обвалишь.

А уже через час мы тем же самым кортежем из трех машин ехали обратно в город — но теперь уже без помпы и с соблюдением ПДД.

Миргун, которого морозило несмотря на жару, спал на заднем сиденье, закутанный в плед, за ним присматривал добросердечный Серега.

А Ксюша на соседнем сиденье сосредоточено хмурила брови:

— Макс, а ты не знаешь, где мой мобильный?

— Полагаю, Левашов его выбросил.

— Ужас. Надеюсь, его никто не подберет. А то несчастный бедолага может нечаянно стать свидетелем чуда: как контакт «Мама» дозванивается на выключенный телефон!

 — Бросьте, я не сумасшедший и не одержим манией, я в здравом уме и осознаю тяжесть содеянного.

Подвал съемного дома в частном секторе Крапивина гостеприимно принял нового постояльца. Сложностей в допросе, в принципе, не ожидалось: крапивинского маньяка взяли с поличным.

И их не было: Левашов добровольно сотрудничал со следствием.

— Я все расскажу. У меня только одна просьба.

— Вы хотите смягчить меру приговора?

— Ну да, — Кирилл Андреевич улыбнулся, но вышло криво, — со смертного приговора до смертного приговора… Нет. Не говорите Наде. Она сейчас в санатории, пусть ей скажут, когда вернется, что со мной… Несчастный случай. Или инфаркт — что уж, случается в наши годы…

Он помолчал и начал исповедь:

— Наденьке поставили диагноз шесть лет назад. Сразу сказали: опухоль неоперабельна, дали прогноз — не больше года.

Левашов сидел, устало опустив плечи, и говорил спокойно, с каким-то даже облегчением.