— Мы тогда долго по врачам ходили — надеялись, что хоть кто-то даст шанс. Но нет… Надя тогда как-то сразу приняла все это. Мол, сколько отмерено — столько и отмерено… Это я не мог ее отпустить. Я через инквизицию вышел на целительницу в столице — здесь-то, в Крапивине, я никого из таких не знаю. Она нас приняла, посмотрела и сказала мне, что вылечить Надюшу не сможет. Но в качестве поддерживающей терапии предложила энергетическую подпитку через артефакт. Подсказала, к кому обратиться. Хороший мастер попался, объяснил, что и как делать… Между делом упомянул, что, когда маг-зарядник отдает целиком весь резерв, это имеет интересный эффект. Это как бы аккумулирует заряд. Увеличивает коэффициент сохранения энергии в накопители. В качестве накопителя выбрал нож. С украшениями не очень удобно: некоторые Надя надевает от случая к случаю — а для подпитки нужен регулярный контакт. А те, которые носит каждый день, — не зарядишь так, чтобы она не заметила.

Андреич вздохнул, попробовал сесть удобнее на жестком стуле. Звякнули наручники. Судмедэксперт усмехнулся:

— А готовит-то Наденька каждый день. Зачаровал два одинаковых ножа, чтобы незаметно менять разряженный на полный. Примерно год протянули на подпитках. Болезнь прогрессировала, и Наде становилось хуже. Сначала хватало моей силы. Потом перестало хватать даже платных услуг.

Он откинулся на спинку стула, запрокинул голову и сидел так, с закрытыми глазами.

Братья по Ордену, присутствующие при допросе, молча стояли вдоль стен.

Ксюша сидела в углу в компании доктора и молча сверкала глазами. По дороге домой из Хабаловки она-таки хлопнулась в обморок и на допрос пробивалась со скандалом: орденская целительница, наивная душа, пыталась оградить Ксю от потрясений. Теперь вот сидела рядом, держала руку на пульсе в прямом смысле слова — на этом условии она согласилась допустить Свердлову в подвал.

— Зарядница из столицы, когда я стал приезжать раз в неделю, отказалась с нами работать, сказала, что не успевает восстанавливаться, дала контакты нескольких коллег поближе к Крапивину. Двое из троих, узнав обстоятельства, отказались. Одна сперва согласилась. Заруба Ольга Владимировна, город Коростылев. Договорились, что она будет работать только с нами, отдавая весь резерв — ради того самого коэффициента усвоения. Но это тяжело, выматывает психологически и физически. Через некоторое время Заруба тоже отказалась. «Помогать нужно живым».

Я едва не вздрогнул, услышав эти слова, сказанные не так давно Лидией Шипуриной. Хорошо, что Левашов так и не открыл глаза.

— Тогда я убил первый раз. Подальше от Крапивина — в Коростылеве. Надю заранее отправил из Крапивина подальше, в профильную клинику, на экспериментальное лечение. Артефакты перезачаровал сам, семейная направленность помогла. Это не так сложно оказалось…

«Не так сложно».

Измененные Левашовым ножи впитывали не больше десяти процентов высвобожденной силы.

Десять процентов.

Остальное уходило в никуда и бессмысленно развеивалось в магическом фоне.

Парни стояли молча: они прекрасно знали, что здесь и сейчас лучше не влезать со своим оценочным суждением относительно действий задержанного. А то замкнется в себе — и выводи его снова на откровенность…

Ксюше молчание явно давалось с трудом — судя по пылающим глазам. Удерживало ее рот закрытым, скорее всего, только мое клятвенное обещание выставить из допросной, если будет мешать.

— Я надеялся, что запасенной энергии хватит на то, чтобы Надя преодолела энергетический порог и справилась с болезнью, но не повезло: силы не хватило… Хотя некоторое время все шло хорошо, ей явно стало лучше, и лечащий врач заговорил об устойчивой ремиссии, она уже стала надеяться, что выздоравливает, но…

Молчание, и усталое:

— В первый раз она продержалась без дополнительной подпитки почти год. Потом убивать понадобилось чаще. Жертв старался находить вне Крапивина. Отвозил Надю в санатории, оставлял отдыхать. Ей говорил, что возвращаюсь домой, на работу, а сам… искал. Так… безопасней. Да и объяснять улучшения в самочувствии проще: я приезжал проведать, незаметно менял ножи, а Наденька считала, что это санаторное лечение подействовало…

— Почему именно неинициированные ведьмы? — задал я новый вопрос.

— Их видно, — Левашов потер запястья, как будто мерз.

Может, и вправду мерз — в подвале было нежарко.

— Я не умею определять колдунов или ведьм, которые уже прошли инициацию. А неинициированные светятся, как звездочки в темноте. Со временем научился чувствовать их издалека — стоило только сосредоточиться…

Диктофоны на столе между нами беспристрастно фиксировали ход допроса. Основной, мой, — и второй, принадлежащий Кирюхе, на всякий случай.

Жека со скоростью профессионального секретаря заносил признания Левашова в протокол.

— Можно мне воды?

— Да, конечно, Кирилл Андреевич. Костя, — обернулся я к Кирюхиному подчиненному.

Тот кивнул и буквально через минуту вернулся с пол-литровой пластиковой бутылочкой.

Когда Левашов утолил жажду и вернул оперативнику пустую бутылку, я задал следующий вопрос:

— Сколько всего было жертв?

— Восемнадцать, — отозвался он, глядя в сторону. — В первый год понадобилась одна. На второй уже две, потом три… В прошлом году — пять. В этом понадобилось уже семь…

Восемнадцать. Человек.

Молодых, полных сил девушек.

— Нам нужны будут имена, описания, даты… Другие подробности.

— Я не знаю имен, — тускло отозвался Левашов. — На внешности тоже старался не зацикливаться… Даты помню неточно, плюс-минус. Места разве что могу точно назвать…

— Покушение на Катерину Оленеву в мае этого года — ваша работа?

— Барышня из дворца спорта молодежи?

— Да.

— Да… Моя.

Когда он закончил диктовать скорбный список, по которому нам еще предстояла уйма работы, я перешел к следующему вопросу:

— Зачем вы вызвали инквизицию? — в отличие от Кирилла Андреича, я не мог позволить себе роскоши не смотреть на человека, сидящего напротив.

Левашов неловко пожал плечами:

— Пару лет назад я понял, что долго так не смогу. Миновать энергетический порог не получалось, жертв требовалось все больше, а я… Как бы там ни было, удовольствия я от убийств не получал. Но наблюдения показывали, что моя теория верна и вылечить Надю все-таки можно, но… — он устало вздохнул и негромко подытожил: — Нужна была по-настоящему сильная жертва.

По-настоящему сильная жертва явно имела что сказать по этому поводу. Как ее, бедную, до сих пор от сдерживаемых чувств не разорвало?

А Левашов неохотно продолжал:

— Про Хозяек я слышал от бабки, ведьмы. Но кто является в Крапивине Хозяйкой сейчас, я не знал, а попытки осторожно выяснить ни к чему не привели: все только пожимали плечами. Да у меня действительно практически нет связей с магическим сообществом города: бабка-покойница к магии относилась негативно, в ведьмовском мире отношений ни с кем не поддерживала… У меня дар не настолько сильный, дети, все трое, неодаренные — как-то искать выходы и налаживать связи всю жизнь незачем было. Выяснять через Орден было бы подозрительно, а больше я и способов никаких не знаю.

— Наде становилось хуже, у меня уже почти начали сдавать нервы, и я решил пойти ва-банк, — продолжал недобровольную свою исповедь Кирилл Андреевич. — Я много лет был осведомителем при инквизиции. И потому так вышло, что про Орден я знал больше, чем собственно про магов. Ну и знал, что, работая в чужом городе, вы по регламенту должны ставить в известность Хозяйку этого места…

Он нервно дернул щекой:

— Готовился больше года. Собирал информацию, искал необходимые инструменты: сим-карты, сонный газ… Когда работаешь в бюро судебно-медицинской экспертизы около четверти века, волей-неволей обрастаешь самыми причудливыми знакомствами… Вышел на Дмитрия Миргуна…

И после невеселой усмешки, адресованной самому себе, продолжил:

— Старался действовать аккуратно, не вызывая подозрений. Учел все, что смог. Постарался предусмотреть максимум вариантов развития событий. И… написал своему куратору в Ордене о подозрительных убийствах, похожих на магическую серию. Я надеялся, что, использовав Дмитрия Миргуна как громоотвод, сумею выйти сухим из воды, а если нет — ну что ж. Значит, нет. Главное — помочь Наде, а в остальном я был готов ответить по закону.