Готовься, милый.

Стаскивать ее я буду до-о-олго!

Отчетливо представляя, как оставшийся в гостинной Макс сейчас прикипел ко мне взглядом, я неторопливо потянула вниз бегунок молнии.

— Перекинь на меня парней, с которыми договорилась на сегодняшнюю ночь, — голос, слегка охрипший, но тем не менее властно отдавший команду, оказался куда ближе, чем я ожидала, и по обнаженным плечам побежала новая порция мурашек.

Лениво обернулась к нему одним глазом, окинула уничижительным взглядом, холодея от ощущения собирающейся высоко в горах каменной лавины, и, обмирая от ассоциаций и предчувствий, смакуя их, столкнула последний камешек, удерживающий весь камнепад:

— Да пошел ты! — пренебрежительно растягивая слова, хамски, с оттягом.

И отвернулась.

— Стерва жопастая! — словно даже удивляясь своему открытию, припечатал меня в спину Макс.

А в следующий миг он оказался близко-близко, вплотную, и цепкая пятерня ухватила меня за волосы, оттягивая голову, а Макс впился в мой рот.

Ровно три секунды. Я как по секундомеру ощутила то время, что было дано мне для предъявления протеста, а потом за меня взялись уже без шуток.

Юбка, на которую у меня были такие большие планы, была содрана с меня молниеносно.

Мужские пальцы жестко впились в мои ягодицы, и меня грубо притиснули к мужскому телу. Выгнутая дугой, я прижималась лобком к его ширинке, чувствовала, как в живот врезается пряжка ремня, и теряла разум.

Желание было темным, обжигающим, животным — и остатки самоконтроля растворялись им, как соляной кислотой.

— Что ты себе позволя… — понимая, что роль нужно отыгрывать до конца, попыталась я надменно вздернуть бровь.

Но те три секунды, что были предоставлены мне покачать права, улетели без следа.

И в ответ на демонстрацию возмущения он просто развернул меня и толкнул на кровать. Без намека на осторожность, без малейшей деликатности.

Охнув, я едва успела подставить руки и принять на них свой вес, а Макс уже навалился сверху.

Спустил с меня трусики и снова притиснул мою задницу к паху, а когда я попыталась шевельнуться, наглая пятерня ухватила меня за волосы и потянула — заставив выгнуться дугой.

Этот миг — напряжение в изогнутом коромыслом позвоночнике, ягодицы, прижатые к ткани его брюк, и твердая плоть под этой тканью, тянущий захват в волосах — врезался в мое сознание смесью болезненно-сладких ощущений, терпких, порочных, и спустил с поводка все, что таилось до поры до времени в темных его углах.

Я застонала-заскулила, забыв, что белый день и неприлично, и покрутила задом — сходя с ума от того, как перекатывается под тканью налитый член.

Ме-е-едленно, преодолевая запрет натянутых волос, наклонилась вперед. Прижалась грудью к кровати.

Сходи с ума со мной, инквизитор.

Позади сдавленно зарычали.

Щелкнула пряжка ремня, и торопливый шорох одежды прошелся по моим нервам электрическим разрядом.

Знакомо треснула фольга.

Он что, презервативы в кармане таскает?

Так кто тут кого развел на потрахаться?!

А в следующий момент мне стало не до глупых вопросов. Макс пальцами развел складки половых губ и убедился, что я готова (чертов ты ублюдок, я давно готова, не смей тянуть!).

Головка мазнула по входу, и член вошел глубоко, до упора, одним толчком.

Да-а-а!

Толчок, толчок, толчок.

Каждый — как удар наотмашь. Шлепки его бедер об мои ягодицы. Отдача ударов, раскачивающая меня. Руки, удерживающие и по-хозяйски натягивающие на член.

Грубо, резко, восхитительно.

Я впилась зубами в кулак, чтобы не орать, но темный восторг рвался из меня стонами и всхлипами.

Лифчик содран, и, чтобы снять его, меня попросту дернули за волосы — потом Макс навалился мне на спину. Укусы-поцелуи осыпали плечи и шею, а руки мяли и тиранили мою грудь. Щипали соски, перекатывали их в пальцах.

Движения из глубоких стали быстрыми.

Толчок-толчок-толчок!

Я прижалась спиной к его груди, всеми силами подмахивая ему, уже чувствуя, как за этими мелкими поверхностными ударами расцветает мой оргазм…

И эта сволочь снова сменила позу!

Просто толкнул меня в спину, и я впечаталась в постель всей одурманенной собой, а член, твердый, горячий, восхитительный член выскользнул и оборвал начинающееся чудо!

Но раньше, чем я успела убить этого сукина сына, он ухватил меня за тазовые косточки, вернул в коленно-локтевую позу и вогнал в меня упоительный член до упора.

Толчок, толчок, толчок.

Потные, влажные тела бесстыдно и нахально толкаются друг в друга.

И его рука, скользнув к животу, невесомо ласкает клитор, прошивая меня удовольствием.

Хриплые вскрики — мои. Хриплое дыхание — его.

Зарождающаяся тугая волна оргазма — общая для обоих.

Она идет неумолимо и мощно, ослепительной тьмой, рассыпая звезды и спазмы, и, кажется, Макса, втиснувшего обмякшую меня в себя, трясет.

Ж… жизненным опытом чую.

Я умру. Я точно умру!

Я старая больная (ленивая!) женщина, я от таких нагрузок на отдельные кости раскачусь!

Не-не-не, больше никаких безумств!..

Я быстрым взглядом окинула лежащего пластом лицом в койку инквизитора.

…сегодня.

— Ксюша, давай на будущее без таких игр, — попросил Макс, вернувшись из душа.

— Ой, да ладно тебе! — отмахнулась я, раскинувшись на кровати и прислушивалась к своим ощущениям. — Отлично же получилось!

Ощущения говорили, что меня прокрутили в бетономешалке.

— Без игр вокруг работы, — внес поправку Макс, дрогнув углами губ.

— Зануда. Только о работе и думаешь! — прокурорским тоном пробормотала я, одновременно сладко потягиваясь.

На сон нам оставалось не больше часа.

А кое-кому еще нужно собраться с силами для гигиенических процедур…

Ощущая, как в теле плачется об усталости каждая жилка, я перекатилась на кровати и встала-таки на ноги.

Вперед, мать! Подвиг ждет! И ванная.

Стоя под душем и мурлыкая себе под нос незатейливый мотивчик, я размышляла на очень важную тему: как быть, если инквизитор сейчас захочет жрать?

Потому что кое-кто (не будем тыкать пальцами в Ксюшу, в нее сегодня уже вдоволь натыкали!) забыл заказать еду, а возможность откупиться от ужина сексом я уже безнадежно (но как восхитительно!) профукала.

Глава 8

Максим

«Если женщина хочет — терпи, но дай». Эта народная мудрость пришла мне в голову к тому моменту, когда уже и «вытерпел», и «дал».

Еще с утра было понятно, что либо я высплюсь, либо начну портачить в работе: ослабленное внимание и падение концентрации не слишком способствуют успеху расследований.

Но какое ж тут выспаться, когда Ксения Егоровна изволят нестись без руля и без ветрил?

А ведь расслабился уже почти, решил, что приноровился к характеру и понял, как с ней работать… А тут гляди ж ты — р-р-раз, и ее в другую сторону перекосило!

В общем, вопрос стоял так: либо я ее трахну, либо шею сверну.

А ведь реально склонялся к тому, чтобы свернуть. По крайней мере, с точки зрения закона.

Больше всего злят ситуации, когда тебе мешают выполнять твою работу не потому, что имеется какой-то конфликт интересов, и не потому, что твоя работа чем-то угрожает мешающему, — а просто для того, чтобы доколупаться до тебя, расковырять твою броню и достать до мяса.

А на твою работу — важную, нужную! — на спасение чьих-то жизней и восстановление справедливости этому человеку наплевать.

Сейчас, после адреналинового секса, эта злость уже поутихла, но когда мы поднимались в квартиру — гнев клокотал вровень с краями.

Гнев, замешанный на разочаровании в женщине, с которой делишь постель.

Стоя под душем, я ухмыльнулся: вот же бесячая баба!

…но могла бы и просто сказать!

Уж кому-кому, а Ксюше стыдливость бы не помешала озвучить свои фантазии.

Хотя…

Я вспомнил накал, качели, которые протащили меня от бешенства до эйфории разрядки: пожалуй, да. Это было бы уже не то.